Бой разворачивался быстрее, чем можно было ожидать. Похоже, противникам тягости болотной жижи были незнакомы — вихри летали над ней, а для грязевых, вероятно, почва была родной. Впрочем, сражение всё-таки приобретало свой рисунок: Энвен выступила вперёд, принимая на себя внимание противника. Джулио и Скром подключились к атаке, обеспечив прекрасный натиск. Шаянни мастерским ударом магии уберегла Элессара от насевшего на целителя вихревого. Теперь угасающему будет проще отступить, и это определённо стоило недобитого грязевого.

— Отлично сработано, леди, — тихим шелестом воздал он дань тактическому приёму лумрины.

Оценив расстояние до намеченной ранее цели, Йоль со вздохом отметил, что стрелять по нему стало почти бессмысленно: слишком много противников добрались до них, двое загородили обзор, а один из вихрей и вовсе сблизился на дистанцию ближнего боя. Отступать от сверкающих острыми гранями камней по болотной жиже возможным не представлялось. Либо принимать бой с мечом, либо...

Йоль понимал, что слишком измотан для одиночного противостояния с целёхоньким врагом. Тем более, что на других участках боя его стрелы принесут куда больше пользы, чем меч — здесь.

Не без труда оторвавшись от манящих мерцающих кристаллов, следопыт нашёл взглядом тень, отбрасываемую вихрем. Затем с лукавой улыбкой шагнул в неё, появляясь рядом с Шаянни. Расчёт лучника был несложен: избежать контратаки насевшего на него вихря и, оставаясь ближайшей и вкуснейшей целью, не дать ему повода переключиться на Джулио и Скрома. Подводить противника слишком близко к эльфийкам было рано — Йоль не хотел помешать Шаянни выбрать удобную позицию для боя, хотя Энвен, вероятно, была бы только рада связать ещё одного противника.

Атака лумрины не только спасла целителя, но и открыла возможность добить элементаля. У Скрома и Джулио появились свои проблемы, пока не доставившие хлопот, но лишающие обоих возможности подключиться к атаке. Уже начиная беспокоиться за тыл, лесник скрепя сердце всё же принял решение и сосредоточился на раненом противнике — чем быстрее големы будут падать один за другим, тем больше шансов победить.

Стрелок прицелился и сгустил тени вокруг вихря. Вторая стрела мягко шурхнула о древко лука.

Количество бросков: 2

— Думаю, там самое оно будет, — показал парень куда-то в середину между исчезнувшей дверью и проходом в неизвестное. С улыбкой кивнув лумрине, перевёл взгляд на сокурсника и семейство Кампилоссе. — Имеете другие предложения?

Оставлять кого-либо в раздумьях здесь, перед дверью лесник считал опасным. Оказаться разделёнными ой как не хотелось. Но и ждать долго нельзя, а потому Йоль был вполне готов участливо помочь тем, кто замешкается.

— Постарайтесь держаться вместе и не растягиваться, — попросил он. Да, возможно, их накроют огненным шаром, но хотя бы не разделят скрытыми промежуточными дверями в проходе, если таковые имеются.

Йоль утвердительно кивнул, то ли подтверждая свои намерения, то ли соглашаясь с соображениями пепельноволосой.

— Если наши целители не отдохнут, повторную проверку на готовность к бою мы не пройдём, — высказал он предположение. — Неизвестно, на какой промежуток времени откроется дверь, а мне хотелось бы войти в неё со свежими силами.

Отложив сборку стрел, он подошёл и просунул руку в отверстие. Довольно улыбнулся, взглянув на табличку. И передвинув камень в центре к стихии Огня, вернулся к своему занятию.

Количество бросков: 2

— Мы не знаем, по какому закону выпадают таблички, хириль, — заметил Йоль. — Их беспорядочность подсказывает мне, что решение не ограничено количеством ходов и обязаательно будет найдено. Вопрос только в количестве ходов. Чем их больше, тем больше сложностей нас будет ждать за дверью. Я так думаю.

— Жить — обещаю, — послышался за плечом лумрины смягчившийся голос. Об остальном лучше всяких слов ответил шелест металла — сероглазый упрямец вновь достал меч. Мгновение — и вот он уже рядом с тварью.

Да. Энвен продержалась. Ровно столько, сколько было нужно. Оставалось только дивиться способности необычной угасающей находить в себе всё новые силы стоять. Вкус победы уже чувствовался. Вместе с металлическим солёным привкусом на разбитой камнями губе.

— Благодарю, хириль, — счёл нужным озвучить лесник.

Он чувствовал, что устаёт. Его атаки утратили меткость, болело и ныло почти всё. На тренировочной площадке им почти всегда давали перерыв между боями. Здесь же никто не спросил, готовы ли они повторить. Похоже, к бойцовскому марафону ему ещё только предстоит приучаться.


Количество бросков: 2

Похоже, уроки тактики действительно прошли мимо Йоля. Неудивительно, ведь их преподавали Майклу, а не ему. Впрочем, он сам виноват, что не разглядел в Энвен бойца передовой линии и не расспросил по дороге. А кто не готов к опасности, обязательно вляпается. Так и случилось.

Вовремя брошенная Скромом в тёмный зёв пещеры вещица осветила поле первой в его жизни битвы. Настоящей. Пять широких каменных тварей, которых легко обезвредить, оставаясь в проходе. Ну и кулачища. Порадовавшись было тому, как легко удалось ускользнуть от них, Йоль тут же занервничал — Шаянни, в отличие от него, досталось куда сильнее.

Джулио и Элессар сработали с безопасной дистанции. Энвен своевременно выступила вперёд, закрывая проход тварям, которые могли бы попытаться протиснуться к магам и целителям. Но упёртости Шаянни явно недооценила. Как и он сам. Девушке бы отойти. Но нет. Увлечённая боем, она явно вознамерилась доказать, что стоит не меньше, чем её брат. В хорошем смысле.

Это было красиво. Очень красиво. Йоль любовался сотворённым лумриной и ею самой, гадая, сколько проживёт сумеречная, забывшая о том, что силу противника тоже нужно учитывать. Пять пар каменных кулаков — вот что ждало сейчас девушку. Схватить и оттащить её подальше, хотя бы на шаг, уберегая от пары ненужных синяков? Или отступить самому, оставив увлечённую боем познать всю "сладость" переломанных костей?

— Держись — улыбнулся он, поднося ко рту дорвавшейся до боевого угара изъятое с пояса лечебное зелье и аккуратно вливая его.

Вчитываясь в сгустившиеся вокруг ближайшего голема тени, парень достал меч, и атаковал. Последовав за росчерком лезвия, тени, отбрасываемые окружающими голема союзниками и противниками, набросились на каменного воина, усиливая удар. И в следующий же миг отступили.


Количество бросков: 2

— Надо познакомить Вас с Катрин, — с улыбкой хмыкнул следопыт, оглянувшись на целителя.

— Возьмитесь за руки в цепочку. Если никто не против, первой пойдёт Шаянни, — сумеречная не испытывала потребности в свете и это знали все. — Вторым пойду я. Третьим и четвёртым желательно Джулио и Элессар. Энвен, а вместе с ней Скром — замыкают. Если Джулио решит освещать дорогу из середины цепочки, руки сможем разомкнуть. Там, где ширина прохода позволит, идём парами. Расстояние между парами — два шага. Если свет погаснет, передние и задние пары подаются к средней. В случае нападения — то же самое. Надеюсь, я не ошибусь, если напомню: врагов в пещере нет. Но возможно, есть испытание. Возможно — врагом. А возможно — другом.

Мысленно прикинув, что он мог забыть, Йоль добавил:

— Передняя пара прощупывает дорогу, задняя следит за тылом. Средняя следит за тем, чтобы мы не разбежались, прощупывает мановое поле по сторонам и спереди. Если возражений нет, то можем идти. Если есть, их лучше высказать сейчас.

Стоя у входа, Йоль приготовился взять руку лумрины и одного из магов и последовать внутрь.

— Вежливость и осторожность хорошо дополняют друг друга. Прошу осмотреть мановое поле на площадке и там, не входя, — следопыт посмотрел в зияющую глубь прохода.

— Нам не нужно звать его из пещеры, — подумав, поделился Йоль. — Нам нужно поздороваться и войти. Вместе или раздельно — вот это вопрос. Толпа может оскорбить его. Но толпа толпе рознь. И никакой тайны от вас у меня лично нет. Мы прошли эту дорогу вместе. Вместе можем и войти. Старец мудр. Он поймёт.

И, подумав мгновение, добавил:

— Но говорить сначала будет кто-то один.

Вопросительный взгляд следопыта обвёл товарищей. Что-то подсказывало парню, что для гостей в пещере места хватит, а если разговор примет приватный оборот, затруднений это не вызовет.

В дороге Йоль был сам на себя не похож.

Здесь, сейчас, среди красоты природы, чем-то такой родной, а чем-то такой новой, парень вновь превратился в того, кем был до Академии. Йоль разговаривал редко, и только о важном. Но вовсе не настаивал на том же в отношении спутников. Пара десятков шагов вперёд по дороге — и светские беседы уже не мешали слушать природу и затаившуюся опасность. Короткие привалы с поеданием пищи юноша использовал на то чтобы осмотреться. Стараясь не терять бдительности, он впитывал в себя красоту и величие гор.

Открытые, бросающие вызов. Во все стороны видно небо. Но смотреть нужно именно под ноги.

Наконец, они пришли. И дождались. Йоль увидел. И встал как вкопанный. Если бы не урчащий голос спутницы, выведший его из завораживающего эстетического транса, он бы так и простоял до рассвета.

— Нужно подниматься, — прошелестел он, доставая альпинистское снаряжение. Склон не кажется крутым, но катиться вниз по нему само по себе было чревато ударом головой о камень и множеством синяков и переломов. — Но прежде нам нужно решить один вопрос. Если мы завалимся к Эльдару всей компанией сразу, это может быть понято не лучшим образом. В то же время, подниматься по одному опаснее. Что скажете?

Ожидая, Йоль оглядывал гору, выискивая наиболее удобный подъем. Они ещё совсем не у подножья, но с подножья некоторых деталей уже не разглядеть. Быстрого ответа парень не ждал — подумать успеется по дороге до подножия.


Количество бросков: 2

— Поведать, — тихо и спокойно ответил Йоль, провожая сумеречную взглядом. И шепнул: — Ты прекрасна.

Слабая улыбка подёрнула кончики губ. Дав лумрине пару мгновений распробовать эти слова, он продолжил, поднимаясь из воды:

— И ты права. Я думаю, каково это — быть с тобой. Ты вдохновляешь меня стать сильнее. Лучше. Совершеннее. Каждая моя тренировка проходит с мыслями о том, чтобы стать достойным тебя. Я хочу почувствовать тебя в поединке. И хочу победить тебя. Не в первом, так в десятом. Не в десятом, так в сотом. Я хочу победить тебя настоящую, сильную. Стремясь к этой победе, я стану сильнее. Для брата. И для тебя.

Мокрые ноги едва слышно ступали по камням. Он приближался.

— Не волнуйся об отце. Я — смертный. Пройдут годы. Ты станешь взрослее, сильнее, лучше. Но ты всегда останешься прекрасной. Всегда. А я... Я мотылёк. Я сгорю в пламени вечности. И осяду пеплом на сапогах твоей юности. Я лишь надеюсь, что пепел этот будет сладок. И что память о его вкусе не покинет тебя. Вечную и прекрасную. Ведь спустя пять веков лишь ты одна будешь помнить меня таким, какой я был. Лишь ты одна будешь помнить этот вечер.

Подойдя к ней, он взял её руки в свои, любуясь её лицом, будто запоминая каждую чёрточку.

— Знай. Вторая крупица счастья, собранная мной сегодня — твой стук в мою комнату, наша с тобой прогулка под дождём, и этот вечер, здесь, с тобой. Это счастье, подаренное мне. Тобой.

В этот момент Йоль понял, как справедливо устроен мир. Каково было бы бессмертному наблюдать, как века уносят жизни тех, с кем прошло его детство, юность, зрелость? Тех, к кому он привяжется сердцем. Быть может, всё так и должно быть? Быть может, не нужно Шаянни знать ни о счастье, ни о дружбе, ни о... Нет. Не ему решать за неё. Но всё же...

— Ты говоришь, что я поведу. Но скажи мне. Докуда идёшь ты? Ради кого ты идёшь? Твой носсе здесь. Твоя будущая семья — здесь. Всё твоё будущее — здесь. Что ты забыла там, куда занесёт меня в погоне за тенью моего брата? Что может быть важного в попытке мотылька найти другого мотылька? Расскажи мне. Мне нужно знать.

Он заглянул в её глаза. И утонул в них, ища ответ.

— Поведать, — тихо и спокойно ответил Йоль, провожая сумеречную взглядом. И шепнул: — Ты прекрасна.

Слабая улыбка подёрнула кончики губ. Дав лумрине пару мгновений распробовать эти слова, он продолжил, поднимаясь из воды:

— И ты права. Я думаю, каково это — быть с тобой. Ты вдохновляешь меня стать сильнее. Лучше. Совершеннее. Каждая моя тренировка проходит с мыслями о том, чтобы стать достойным тебя. Я хочу почувствовать тебя в поединке. И хочу победить тебя. Не в первом, так в десятом. Не в десятом, так в сотом. Я хочу победить тебя настоящую, сильную. Стремясь к этой победе, я стану сильнее. Для брата. И для тебя.

Мокрые ноги едва слышно ступали по камням. Он приближался.

— Не волнуйся об отце. Я — смертный. Пройдут годы. Ты станешь взрослее, сильнее, лучше. Но ты всегда останешься прекрасной. Всегда. А я... Я мотылёк. Я сгорю в пламени вечности. И осяду пеплом на сапогах твоей юности. Я лишь надеюсь, что пепел этот будет сладок. И что память о его вкусе не покинет тебя. Вечную и прекрасную. Ведь спустя пять веков лишь ты одна будешь помнить меня таким, какой я был. Лишь ты одна будешь помнить этот вечер.

Подойдя к ней, он взял её руки в свои, любуясь её лицом, будто запоминая каждую чёрточку.

— Знай. Вторая крупица счастья, собранная мной сегодня — твой стук в мою комнату, наша с тобой прогулка под дождём, и этот вечер, здесь, с тобой. Это счастье, подаренное мне. Тобой.

В этот момент Йоль понял, как справедливо устроен мир. Каково было бы бессмертному наблюдать, как века уносят жизни тех, с кем прошло его детство, юность, зрелость? Тех, к кому он привяжется сердцем. Быть может, всё так и должно быть? Быть может, не нужно Шаянни знать ни о счастье, ни о дружбе, ни о... Нет. Не ему решать за неё. Но всё же...

— Ты говоришь, что я поведу. Но скажи мне. Докуда идёшь ты? Ради кого ты идёшь? Твой носсе здесь. Твоя будущая семья — здесь. Всё твоё будущее — здесь. Что ты забыла там, куда занесёт меня в погоне за тенью моего брата? Что может быть важного в попытке мотылька найти другого мотылька? Расскажи мне. Мне нужно знать.

Он заглянул в её глаза. И утонул в них, ища ответ.

— После поединка. После сотого. И только если не передумаешь, — пробулькал Йоль, окунув лицо в воду.

Устроившись рядом с сумеречной, он протёр глаза и, отсмеявшись, вернулся к упомянутой девушкой теме:

— А чем твой отец будет расстроен больше? Тем, что я не умный, или тем, что особенный?

И правда. Сегодня Шиулть оказалась не просто местом для размышлений. Она как будто делала домиров ближе. Йоль чувствовал, что откровение дочери сумерек сохранится в памяти камня и в его собственной. Но камень когда-нибудь расскажет об их беседе любопытному дварфу. Следопыт очень надеялся, что это произойдёт нескоро.

— Сомневаюсь, что моего брата нужно спасать, — пожал он плечами. — Он пройдёт там, где под силу лишь немногим. Не пропадёт. Найти его и вернуть домой... А не его, так хотя бы весть о нём. Вот это сложно. Но я пойду до конца. Я обещал.

Проводив взглядом покинувшую водоём красоту, Йоль наблюдал. Даже сейчас Шаянни дразнила его. Тем, как прекрасна. Тем, что лучшая. Тем, что сильнее. Она словно испытывала, хватит ли ему наглости претендовать. Парню нравилась эта сумеречная игра. И он знал её правила.

— И всё же, я счастлив. — продолжил он, — Сегодня я обрёл счастье дважды. Первый раз — принеся клятву королеве, осознав, что встал на свой путь обеими ногами. Утвердив, наконец, свою миссию в жизни. Свою цель. Ясную и достойную... Да, идти к своему счастью — тоже счастье. Тот, кто это чувствует — счастлив большую часть жизни. Кто не чувствует — лишь мгновения. Джулио знает это гораздо лучше меня.

Рука следопыта выловила из воды полотенце и швырнула его на расположенной неподалёку камень — сохнуть. До ушей лумрины донёсся всплеск и шлёпанье ног о неровный пол. Голос Йоля донёсся сбоку. Недалеко и не близко.

— Ты рассказала мне о том, что почувствовала, так, словно это произошло вчера. У меня не осталось сомнений, что тот миг твоей жизни был прекрасен. Что ты будешь помнить его всегда. Думаю, это и было счастье, Шаянни. Твоё сумеречное счастье, такое, каким ты его ощутила. Ты состоялась. У тебя есть повод для гордости. И чувство своей силы. Чувство того, что живёшь. Не такие уж мы и разные. Ведь я, если задуматься, тоже ищу признания. Испытания своей силе, мастерству. Права смотреть гордо. Достижения. Подвига.

На мгновение в пещерке воцарилось молчание, сквозь которое до сумеречной донеслось его дыхание, изредка прерываемое хрустом разминаемых суставов.

— Ты лучшая. Ты сильная. А в чём-то — совершенная, — парень говорил куда-то в сторону. Отрывисто, выдерживая ритм дыхания. — У тебя есть право быть гордой. Вы, сумеречные, зазнайки. Это известно всем. Но на вас хочется равняться. В силе. В умении. В готовности. Вы живёте семь ремов в сутки. А в единственный рем, когда отдыхаете, остаётесь бдительны. Меня это восхищает.

И, лукаво хмыкнув, закончил:

— А сможешь ли ты убить меня, мы скоро узнаем. Я собираюсь испытать себя. И тебя, убийца пещерной хелицеры.

Йоль любовался раскинувшейся на воде звёздочкой и её лицом, обращённым к мерцающему бликами своду пещеры.

— Счастье — это радость, взлетевшая до небес подобно птице, на мгновение забывшей, что должна вернуться на землю, — тихо зашелестел он. — Счастье — Это наслаждение, которым уже утолён, но которым возжаждал напоить всех вокруг. Счастье — это сбывшийся момент жизни, ради которого живёшь. Если горы — это жизнь, то их бесчисленные пики — это счастье, рассыпанное на всём её протяжении. Большое, маленькое, близкое, далёкое, заснеженное, покрытое лесом или каменистое — мы идём по горам нашей жизни и собираем его с вершин. И каждая крупица собранного счастья становится сокровищем, половину которого мы рано или поздно заберём собой, уйдя на Ту Сторону, а половину оставим в сердцах тех, кто всегда будет помнить о нас хорошее. Уверен, тебе это знакомо. Человеческое счастье — потому и человеческое, что нам не дано покорить столько вершин, сколько вам, детям сумерек. Это учит нас считать каждый прожитый год. Это учит нас жить быстрее вас. Быть может, и воспринимать чувства острее.

На мгновение Йоль замолчал. Улыбка уже давно покинула его лицо, вовсе не ставшее печальным, но будто засветившееся мечтательным вдохновением.

— Я думаю, тебе известно счастье. Скажи Шаянни, что ты чувствовала, когда победила пещерную хелицеру? Когда стала леди? Когда оправдала надежды своего отца? Когда заявила о своей силе? Когда явилась перед всеми с трёхпрядной косой? — похоже, традиции её народа юноша изучал весьма скрупулёзно. Пронзительный взор его разгорающихся глаз обводил каждую чёрточку её лица, а тихий голос шуршал о камни, отдаваясь от сводов пещеры. — Когда выжила в этом поединке и встретила следующий рассвет, живая и новая, одержавшая победу внутри самой себя, открывшая себе врата в жизнь?

Целую октаду он выискивал тембр и место, дающие резонанс. Из этого места этим голосом он задавал пещерке вопросы, на которые та многозначительно молчала. Но закончил парень простым тихим шёпотом:

— Я бы испытал то, что назову счастьем.

Две октады общения с жизнерадостным эльврином по имени Джулио сделали своё дело. Йоль действительно перестал прятать радость. Набрался манер, став чуть-чуть менее дремучим. И даже смирился с правом магии считаться частью жизни.

Пока — именно смирился. Магия предоставляла возможность сделать всё проще, быстрее и лучше. Юноша прекрасно понимал, что существуют моменты, когда магия действительно полезна. Когда она способна решить, кому жить, а кому — нет. Однако в душе своей он никогда не был магом, и потому, открыв для себя и по достоинству оценив её пользу, старался не привыкать. Магией можно дополнить и усилить любое мастерство. Но не заменить. Его брат знает это. Ведь это он победил на турнире, в котором магия запрещена полностью.

И всё же, кем бы ни был Рован его силы не шли ни в какое сравнение с могуществом Витольда, закрывшего барьером Долину Водопадов, и Элоизы, положившей конец Чёрному Замку. Магия действительно правит этим миром, и не считаться со столь очевидным может только глупец.

В отличие от людей, дети сумерек пропитаны магией с рождения. Так пишут и говорят. Быть может, в этом и есть причина их долголетия и бессмертия? Шаянни — одна из них. Сейчас она шлёпает под дождём рядом с ним. Молчаливая, гордая, прекрасная. Ему бы притихнуть, да быть посдержанней. Ну уж нет. Когда он ещё успеет быть с ней таким, каким хочет? В походе — вряд ли. Йоль не станет болтать там, где нужно слушать. Лес научил его этому. Быть может, позже. Если оно наступит. А если не наступит? Тогда сейчас!

Йоль всегда помнил, что смертен. Он жил с этим всю жизнь. Люди растут взрослеют и увядают. Природа сама напоминает, сколько осталось человеку, словно предупреждает, позволяя почувствовать тот жизненный путь на который ещё хватит, и определить, какая цель достойна стараний, а какая уже никогда не будет достигнута. У сумеречных всё иначе. Не знающие старости, они почти всегда погибают в бою, к которому готовы каждый момент своей долгой жизни. А долгой ли? Каждый новый бой оспаривает право сумеречного прожить свою вечность. Одни погибают в семьсот, другие — в семьдесят.

Интересно, что делает сумеречный, когда не сражается? Творит? Воспитывает детей? Тренируется? Наслаждается жизнью? Каково их искусство? Что творят те, кто, прожив пять веков и набравшись пятивекового мастерства, готов уйти на Ту Сторону хоть сегодня? Как мыслят те, кто может насладиться своим долголетием лишь прожив его? Лишь глядя в прошлое. Строят ли они планы на сто лет вперёд? На двести? Начинают ли они дела, которые надеются закончить спустя десять человеческих поколений? Или нет этого всего?

Вечная жизнь на острие смерти. Чему она учит? Быть может, тому же, что и лес? Жить здесь и сейчас, наслаждаться моментом, но никогда не забываться в том, что люди, привыкшие к совсем иному укладу жизни, считают чем-то естественным. Ведь чем сильнее забудешься, тем выше шанс того, что никакого "завтра" уже не будет. У Йоля оно не продлится больше века, как ни крути. А какого "завтра" лишится Шаянни, если словит в походе стрелу в грудь? Не в этом. В том.

На мгновение леди Шиа'ан показалась ему ещё одним мотыльком, летящим на огонь подобно ему самому. Огонь — этот путь, не пообещавший долгой жизни ни ей, ни ему, и тем самым сравнявший их обоих.

"— Куда же ты собралась, бессмертная, кладя своё будущее на алтарь судьбы, решив шагнуть в неизвестность? Будущее, гораздо более ценное, чем мое. Что ты забыла в той неизвестности, из которой мы, возможно, никогда не вернёмся? Из всех вас выбора нет только у меня..."

"— Уже загордился? — скрипнул внутри строгий голос учителя. — Почувствовал себя важным?"

"— Я просто боюсь за неё. И за всех, кто пойдёт. Я не теряю ничего. А они..."

"— Заканчивай с этим. И иди, раз начал. У тех, кто пойдёт, наверняка есть причины поважнее, чем помогать тебе. Вам просто по пути."

Да. Им по пути. В Шиулть.

За размышлениями Йоль не заметил, как вместе с лумриной оказался у входа. Давно разгладившаяся от мыслей улыбка вновь заиграла на губах.

— Теперь поведу я, — ветвистые тоннели Источников уже давно перестали быть помехой на пути к заветной пещерке для отдыха.

Йоль действительно не сразу совладал с лицом, инстинктивно понадеявшись на полумрак коридора, но забыв, что скрываться от привыкшего к полной темноте зрения Шаянни абсолютно негде. Девушка застала его врасплох. Даже удивиться времени не дала. А теперь ещё и ведёт себя так, будто это вовсе не она только что постучалась, принимая его предложение. Предательски жизнерадостная улыбка поумнела и наполнилась лукавством.

— Лицо — не факел. Под дождём не погаснет, — сверкнул глазами парень, ловя потянувшуюся к нему ладонь своей. Ещё никогда Шаянни не подавала ему руки. Йоль и думать забыл, что могло значить это касание. Он просто наслаждался теплом её пальцев.

Приподнявшись на носках, юноша зашагал вперёд, увлекая за собой сумеречную. Летуче пружинистая походка следопыта, казалось, в любой момент готова сорваться на бег, и лишь темень, распахнувшая им свои объятья уже на улице, удержала этот почти детский порыв. Темно, скользко.

— Веди, — с улыбкой вернул лумрине Йоль, заворачивая на север.

Дорогу до Источников парень уже давно знал наизусть. Готовый пройти её всю почти с закрытыми глазами, полуночный гуляка всё-же следил за тем, чтобы не поскользнуться на мокром камне и не цепануть ногой кочку. Положившись на зрение нежданно осчастливившей его спутницы, лесник следовал обычным уверенным шагом, не отставая и не забегая вперёд. Он проведёт её, как только они дойдут до Источников. Она увидит. Интересно, оценит ли она красоту этого чуда природы?

Бодрящая прохлада дождя била каплями по макушке и плечам, стекая по лицу, задерживаясь на ресницах. Заползая меж их сомкнутых пальцев, делая их скользкими, низвергнутая с небес вода побуждала обнять её ладонь ещё чуть-чуть сильнее. Дождь. Йоль любит дождь. Он несёт чистоту, пробуждает новые запахи, ласкает слух шёпотом переплёскивающихся между собой капель, разлетающихся по полотну тьмы блестящими искрами, осыпает прозрачным бисером волосы идущей рядом Шаянни, сверкающей бликами обсидиана, ожившего в ночи, и невыразимо яркими белками глаз, сияющих на темнокожем личике, выточенном лучшим из известных Йолю скульпторов — природой.

Звёзд на небе не было. Но одна сейчас была ближе, чем все те, что скрыты за облаками. И пусть облака никогда не рассеются, пусть этот дождь будет вечен — лишь бы вечной была и она.

От голоса лумрины Йоль вскочил как ужаленный и метнулся к двери. Не дожидаясь ответа Джулио, парень приоткрыл дверь. Выпученные глаза, прижатый к губам палец и едва слышный шелест, сорвавшийся с губ лесника, выдавали высшую степень удивления.

— Майкла разбудишь.

Обратившееся в сторону Джулио лицо упёрлось щекой о дверь, словно прячась от взгляда сумеречной, и засияло наиглупейшей улыбкой счастливого идиота, совмещая извинения с пожеланиями хорошей ночи, после чего исчезло с глаз эльврина за закрывшейся снаружи дверью.

— В Шиулть? — глаза парня,обращённые к сумеречной, блестели даже в темноте.

От голоса лумрины Йоль вскочил как ужаленный и метнулся к двери. Не дожидаясь ответа Джулио, парень приоткрыл дверь. Выпученные глаза, прижатый к губам палец и едва слышный шелест, сорвавшийся с губ лесника, выдавали высшую степень удивления.

— Майкла разбудишь.

Обратившееся в сторону Джулио лицо упёрлось щекой о дверь, словно прячась от взгляда сумеречной, и засияло наиглупейшей улыбкой счастливого идиота, совмещая извинения с пожеланиями хорошей ночи, после чего исчезло с глаз эльврина за закрывшейся снаружи дверью.

— В Шиулть? — глаза парня,обращённые к сумеречной, блестели даже в темноте.

В процессе заполнения.

Почувствовав касание сумеречной, Йоль кивнул, соображая. Что-то внутри него подсказывало, что Рован бы ни одному магу не доверил то, о чем не прознала Элоиза. Но искать у них информацию он вполне мог.

— Либо он что-то где-то нашёл, — поделился мыслью следопыт. — Место, откуда уходят туда. Библиотека академии могла помочь в поисках... — Мысль осенила его почти сразу: — Моя королева, Вы беседовали с Юми, хранительницей нашей библиотеки? Она может помнить, посещал ли Рован библиотеку и какие книги брал. Возможно, он что-нибудь оставлял там... сигнал, послание, что угодно.

— В таверне слишком много алкоголя, развязывающего язык, и лишних ушей, готовых слушать, что с него сорвётся, — прокомментировал следопыт предложение гнома. — У Её Величества могут быть недоброжелатели. О походе не должен знать никто.

Сам Йоль в таверну определённо не хотел. Но в способности гнома узнать полезную информацию, не выдав собственной, старался не сомневаться. Да и со временем парень, кажется, напутал.

— Я надеюсь, что с гор мы вернёмся вместе и невредимыми, — усмехнулся следопыт шутке сумеречной.

А вот вопрос угасающего заставил юношу удивлённо вскинуть бровь. Немного растерянный голос парня ответил:

— Отряд никто не создавал, а в командиры меня не назначали. Я буду рад целителю и хорошему домиру в Вашем лице, уважаемый Элессар.

Вот она — мечта Майкла. Целитель мужского пола. И почему воин не остался с ними? Пожалуй, им будет о чём побеседовать перед сном.

Следопыт не вникал в беседу, завязавшуюся между спутниками в надежде, что Джулио или Шаянни перескажут её суть тогда, когда он будет готов её услышать. В дороге познакомиться успеют. Сейчас парень был немного не здесь.

Йоль не помнил, как преклонил колено. Как взял руками её ладонь. Как поцеловал изящные тёплые пальцы.

— Моя королева, — раздался его собственный голос откуда-то снаружи собравшегося в одну точку сознания. Тихий, глухой, но ясный. — Я обещаю сделать всё, что смогу, чтобы вернуть Вашего короля и моего брата. Куда бы ни повёл меня этот избранный мной путь, я буду помнить и благодарить Вас. Это моя клятва. И это самое малое, что я могу сделать для Вас.

В ореховые глаза королевы смотрели его серые. Безмятежно спокойная улыбка излучала непоколебимую уверенность того, кому нет дороги назад.

Следопыт не вникал в беседу, завязавшуюся между спутниками в надежде, что Джулио или Шаянни перескажут её суть тогда, когда он будет готов её услышать. В дороге познакомиться успеют. Сейчас парень был немного не здесь.

Йоль не помнил, как преклонил колено. Как взял руками её ладонь. Как поцеловал изящные тёплые пальцы.

— Моя королева, — раздался его собственный голос откуда-то снаружи собравшегося в одну точку сознания. Тихий, глухой, но ясный. — Я обещаю сделать всё, что смогу, чтобы вернуть Вашего короля и моего брата. Куда бы ни повёл меня этот избранный мной путь, я буду помнить и благодарить Вас. Это моя клятва. И это самое малое, что я могу сделать для Вас.

В ореховые глаза королевы смотрели его серые. Безмятежно спокойная улыбка излучала непоколебимую уверенность того, кому нет дороги назад.

Йоль удивлённо слушал намылившуюся в поход компанию. Пожалуй, с ними скучно не будет. И всё же — разговоры потом, а королева здесь не вечно стоять будет.

— Благодарю, моя королева, — почтительно кивнул парень, рассматривая карту, — Наверное, сейчас рано заводить речь о дальнейшем. Но если даже Даргент не сказал, где Рован... — его голос притих: — Могло ли случиться, что король-воин оказался за Барьером?

Развернувшаяся между Келноззом и Элоизой сцена заставила следопыта встать в боевую стойку и приготовиться к бою. Внимательно читая движения лумрена, он был готов кинуться на защиту своей благодетельницы. Впрочем, это оказались всего лишь объятия поклонника. Пусть и навязчивые. И всё-таки, как недооценила девушка той опасности, котрая ей грозила. Один поворот рук и...

— Вы в порядке, Ваше Величество? Я не видел этого, — тихо обратился Йоль к королеве, дождавшись, когда Келнозз покинул их. И подмигнул эльврину: — Надеюсь, и ты, Джу.

Ни один сумеречный не должен знать, как беззащитен сейчас был их ультрин. По одной ему ведомой привычке парень тихо уркнул, пытаясь упокоить ракша.

— Леди Шиа'ан, всё будет хорошо? — заботливо осведомился следопыт, подойдя ближе.

— Наставники говорят, что поединки в Академии запрещены, — напомнил Йоль. И поинтересовался у сурового родственника пепелноволосой: — Правильно ли я понял, что это касается только поединков между учениками?

Может, на праздник разрешат хоть подраться? Немного поздновато сообразив, что сказанное могло быть услышано именно так, как задумано, он слегка покраснел.

— Мой учитель немного рассказал о том, что было снаружи, — лицо юноши, вновь обращённое к королеве, подёрнулось скорбью, а голос стал тише. — Уверен, там есть и о чём написать, и о чём спеть песню. Спасибо всем вам. Вернувшимся целыми, нецелыми... и не вернувшимся.

Йоль опустил глаза и почтительно замолчал. Праздник, не праздник, а почтить, по его мнению, следовало всех.

Йоль усмехнулся замечанию эльврина, согнавшему накатившее на душу.

— Книга тёмного лорда о обычаях детей сумерек, адаптированная на общий язык им самим, великолепна, — утвердительно кивнул юноша королеве-магу. И, подхватив настроение, разлившееся вместе со смехом, вновь покосился туда, куда ушла парочка: — Надеюсь, уважаемый Скром её читал, ибо в противном случае его ждёт много новых открытий.

Произнося последнюю фразу, Йоль расплылся в лукавой улыбке. И, вновь посерьёзнев, продолжил:

— Смею надеяться, что и сам смогу когда-нибудь читать оригиналы. Если я верно понял, сам тёмный лорд Ниар'исто видел битву как на ладони, а его познания помогут осмыслить материал и составить учебное пособие по тактике. Всё, о чём не знает он сам, наверняка дополнят герои, среди которых его собственный сын, и Вы, Ваше величество. — немного замявшись от своей наглости, Йоль добавил, сглаживая накатывающий пафос: — Кстати, почему тёмного лорда нет с нами?

— И как это за тысячу лет никто не решился приготовить и съесть какую-нибудь тварюшку, — разочарованно промычал следопыт. — Нет, я, конечно, понимаю, в них наверняка есть всякое несъедобное для нас. Но вдруг нам когда-нибудь потребуется организовать себе подножный корм для группы охотников, которая вдруг туда попадёт? Не верю, что до сих пор никто не экспериментировал в этой области кулинарии. Хотя бы, скармливая тварей подопытным животным.

Для Йоля понятия "убить" и "съесть" уже вполне прижились друг с другом. Потому вопрос казался ему совершенно логичным и оправданным. Однако парень устало вздохнул, чувствуя, что от вопроса ещё больше захотел есть.

— Хотя, чего спорить, настоящую еду из своего мира мало чем заменишь.

— Повторится, не повторится, а иногда приносимая таким манёвром польза стоит нанесённого вреда, — высказался следопыт и, сникнув, добавил, — даже если вред окажется непоправим.

Стряхнув мысль, парень обратился к Витору:

— Спасибо, наставник, — Йоль уже не считал, который раз кланяется. Ему действительно полюбился этот жест уважения: — Сегодня я узнал и сумел очень много нового. Надо переварить.

Чрево юноши было целиком согласно с заявлением Витора об ужине и с тем, чтобы "переварить", о чём не преминуло звучно возвестить. Усталый, голодный, и чувствующий, что день прошёл не зря — да, Йоль был доволен.

— Е-е-еда-а-а, — состряпав на лице хищную гримасу, прохрипел лесник и, клацнув зубами, плотоядно оглядел напарников. Затем уже нормальным голосом спросил: — Как думаете, монстры из иллюзий были съедобны?

— Иногда небоевая магия оказывается любопытной находкой и в бою, — задумавшись, предположил Йоль, — И она сама по себе очень украшает жизнь. Но боевая практика сделает из талантливого мага сильного. Думаю, тренированность в концентрации поможет тебе покорить магию. А именно её, а также скорость и точность мысли ты тренируешь в бою.

Парень не особо разбирался в магии, просто пытался представить, каково оно — плести формулы, когда рядом рубят мечи, хлещет кровища и звенят крики.

— У меня бы мозг из ушей потёк, если бы пять минут назад мне предложили обозначить область определения и значения какого-нибудь из ваших хитрых плетений. Мне для этого понадобится минут десять в тихой аудитории. А ты маг. Тебе, а не мне творить левитацию на камни, падающие с гор на обречённый домик. И только от твоих крепких нервов зависит, как всё повернётся. Если тебя утешит, мы учимся не убивать, но спасать.

Йоль полувопросительно оглянулся на Витора, ожидая поправок и уточнений, или просто справедливого упрёка в том, что следопыт заболтался и спорол чушь.