Нужно умилостивить Шинсу!

Нужно умилостивить Шинсу!

А меня не на что наказывать. Все сказанное тут не сказанное там.

Вирэ принял сапоги, в благодарность кивнув Уруку, и тут же надел их на себя. Свою старую изношенную обувку он выбросил в придорожные кусты. Не заметить полуобнаженную эльврину Леринсэр не мог. И судя по Уруку не он один обратил на это внимание. Откровенно говоря, ему было плевать на то что будет с любым из их импровизированной гайки. Но все же Вирэ не хотелось чтобы надругались над той в чьих жилах течет кровь его народа. Впрочем и защищать ее от толпы озабоченных домиров он не желал. Хотя какая толпа? Ассаз оставшийся с дедом любит смерть и своего Холуса. Друид, как впрочем и ожидалось, тот еще конелюб. Леринсэр даже не хотел забирать у него поводья ее возлюбленной. Второй ассаз явно истинный представитель своей расы, ненавидящий всех кто иной чем у него голубой крови. Остается Урук и судя по тому как к нему обращается Альбина, это скорее она его хочет чем он ее.

Стрел у эльврина оставалось всего семь. Но если аккуратно достать выпущенную во всадника, то восемь. Этим Вирэ и занялся, давая Нанину вдоволь наговориться с конем.

Альбина Даут, ивилы и сумасшедшие, это не всегда одно и то же.

Такого эльврин не ожидал. Пытавшийся казаться всемогущим дед, испугался и решил забиться в своей лачуге как щенок. Леринсэр прислонился спиной к двери и приготовился выпустить стрелу в первого призрака, который осмелиться приблизиться к лесенке домика.

- Если не откроете дверь, то сильно пожалеете, если я переживу ЭТО. – отчетливо сказал Леринсэр. В его голосе не было ни ярости, ни страха, ни презрения к тем кто был по ту сторону дверей. Зато было полное безразличие… Но не к своей судьбе, а к тем к кому он обращался. Прежде так же поступил с ним отец, просто отдав его в руки властей. Сейчас же так же решили сделать какие-то оборванцы и старый дурак, возомнивший себя не весть знает кем. Вирэ уже знал, что он сделает с ними, если переживет все это.