Прошедший день был до крайности странным, и не удивительно, что Айкинору всю ночь (или только под утро? сны - они такие...) снился какой-то бред. На бесконечной чёрно-белой шахматной доске, висящей посреди пустоты, стояли фигуры, в некоторых из которых Айк узнал своих спутников, а лица других были ему незнакомы. Между фигурами метались дракон (отчего-то зелёный) в бигудях и какого-то помятого цвета и взъерошенной формы птаха, в которой с нескольких попыток можно было опознать ястреба. Птаха явно была непотребно пьяна и икала со страшной силой, а дракон орал что-то нецензурное и метал в ястреба неизвестно откуда взявшуюся посуду, от которой тот с переменным успехом уклонялся. Посуда и сражающиеся периодически встречали на своём пути фигуры, от чего те приходили в негодность, рассыпаясь в песок, но бойцы в своём сумасшедшем танце двигались вперёд, где стояли всё новые и новые фигуры. Наконец все остановились, дракон залился горючими слезами, а ястреб, надсадно и укоризненно икнув в его сторону, примостился отлить на одну из фигур, в которой бард узнал... самого себя. И тут же проснулся, с трудом соображая, где он, и что происходит.

А происходило утро в доме Нэйгана. Дом наполняло смутное движение просыпающихся или занимающихся обычными утренними делами домиров. Сон постепенно уходил, и Айк почувствовал ступнёй что-то мокрое и резко сел, осматриваясь. Не заметив ничего примечательного (наверное, просто стенка ночью отсырела), он поднялся, оделся и отправился приводить себя в порядок к ручью, по дороге хмуро махнув рукой встретившимся ему хозяину, Серафу и Лотирель. На лице Нэйгана цвела паранойя, а Сераф прямо-таки сиял, олицетворяя Райзу не хуже медальона на его груди. "Чем вы тут занимались?" - подумал Айк, но потом осознал, что ему, в общем-то, пофиг. Утро у барда выдалось не ахти.

- Что ж, Лакоци, Сераф, вы правы - ответил бард, внезапно почувствовав, как на него навалилась усталость этого безумного дня, - Думаю, у нас ещё есть время, чтобы разобраться. И простите - я обычно бываю чересчур словохотлив, когда переношусь во времени и пространстве, - бард улыбнулся своим собеседникам, после чего отвернулся и произнёс, - Спокойной ночи! Вы идите, а я немного подышу воздухом, а потом найду себе какой-нибудь угол поуютнее.

Через какое-то время Далейн, Лакоци и Сераф скрылись в доме, а бард всё продолжал стоять и смотреть в ночь, вдыхая свежий воздух полной грудью. Воздух был чистым и бодрящим, а ночь - прохладной и уютной. "Как в другой мир попал", - подумал эльврин и усмехнулся собственному каламбуру.

День выдался странный. Вот он в Северобаде, а вот - у Холуса в дыре, в сказочной земле Куэлэ. Впрочем, такая ли уж она сказочная? Мин Акрон почти весь был разрушен несколько тысяч лет назад (хотя Айк и не хотел этому верить, оснований сомневаться в этом у него оставалось всё меньше и меньше с каждым словом его спутников). Осталась только эта земля - приют для выживших, убежище для обречённых. Была ли это т а с а м а я земля, или её просто так назвали, даря себе призрачную надежду поселенцы - это уже не важно. Другой земли всё равно больше не было.

И вот они оказались здесь - гости из прошлого. Чего ради их закинули сюда высшие силы? Уничтожить золотого ястреба. Может быть, они должны уничтожить этот последний приют Мин Акрона? Или спасти его от новой - последней для всех - беды? Почему эта земля осталась? Просчёт кого-то там наверху или попытка начать всё заново? И почему они? Неужели высшим силам понадобилась горстка смертных, чтобы вершить судьбу всего Мин Акрона? Они там с ума посходили все что ли? Или и правда - умерли, и больше, кроме них, некому? Но тогда кто помог им здесь оказаться? Дэйнар? Или есть кто-то посильнее Дэйнара?

Всё это было похоже на бред - но очевидно было реальностью. Не выйдет у Айка проснуться в Северобаде в луже с разбитым носом и отправиться соблазнять баб своими воплями в ближайший кабак. Айк не любил пить, но сейчас ему безумно хотелось напиться до потери сознания и очнуться где угодно - хоть в лесу без последних штанов - но у себя дома, в Лаоме, в 326 году после Великой Битвы Магов. Он достал флейту и заиграл какой-то мотив, от которого на сердце становилось муторно от неизбывной тоски по дому. Разорёному, ограбленному, сожжёному и осквернённому дому, который остался только лишь в воспоминаниях, куда никогда больше в этой жизни не вернуться.

Немного приведя свои мысли и чувства в порядок и практически засыпая на ходу от смертельной усталости, бард отправился в дом искать себе место для ночлега. Завтра будет новый день - и что-то да будет.

"Странная эта Далейн", - подумал про себя Айк, - "Наблюдатель. Она, похоже, всерьёз собирается доложить начальству, если мы провалим спасение мира от конца света. Как будто мы не на одной стороне..."

"А на одной ли?" - вдруг подумал он, - "Мы ведь, по всему похоже, либо против Дэйнара, либо против Солэи, либо против императора или кто у них там - то есть при любом раскладе против её начальства, вопрос лишь какого именно." "Да и начальства Лакоци тоже", - напомнил себе бард.

Какие они, всё-таки, были разные, эти две девушки-инквизитора! Далейн - типичный чиновник. Из таких и должна состоять "опора Великой империи Солэи". Они для неё - расходный материал, да и она сама - тоже лишь орудие в чьих-то руках. Она без колебаний пожертвует и всеми ими, и самой собой во имя великой цели - без единой мысли и единого сомнения. Просто потому что так сказало её драгоценное начальство. "Или она знает что-то, чего не знаем мы?"

А вот Лакоци - совсем другая. Любопытная девочка Алиса из сказки. Она всем сердцем верит в этого Дэйнара, безраздельно доверяет инквизиции - но её деятельный ум не позволит ей просто идти на поводке. Ей прежде всего нужны ответы - так же, как и ему. Она рождена, чтобы з н а т ь, а не верить. И прежде чем за кем-то или за чем-то пойти, она докопается до истины или до того, что будет ею считать.

Айкинор поймал себя на том, что разглядывает Лакоци и быстро отвёл взгляд. "Интересно, а правда - на чьей мы стороне? Не мы ли здесь устраиваем конец света? Ведь вообще говоря, все мы никак не заинтересованы в Дэйнаре и его последователях - только Лакоци, но и она пойдёт против, если поймёт, зачем. И Лотирель... Впрочем, с ней вообще ничего не понятно. Она тоже вроде Далейн - вроде и с нами, но как-будто в стороне, как будто знает что-то, чего не знают все остальные. Как будто наблюдает. Наблюдатель от куэльэ? И дракона она не видела..."

- Кстати, когда я спрашивал Лотирель, она сказала, что дракона не видела. Я его, между прочим, тоже не видел. Значит он уже явился не всем. А как все остальные? - спросил эльврин ассаза.

"Странная эта Далейн", - подумал про себя Айк, - "Наблюдатель. Она, похоже, всерьёз собирается доложить начальству, если мы провалим спасение мира от конца света. Как будто мы не на одной стороне..."

"А на одной ли?" - вдруг подумал он, - "Мы ведь, по всему похоже, либо против Дэйнара, либо против Солэи, либо против императора или кто у них там - то есть при любом раскладе против её начальства, вопрос лишь какого именно." "Да и начальства Лакоци тоже", - напомнил себе бард.

Какие они, всё-таки, были разные, эти две девушки-инквизитора! Далейн - типичный чиновник. Из таких и должна состоять "опора Великой империи Солэи". Они для неё - расходный материал, да и она сама - тоже лишь орудие в чьих-то руках. Она без колебаний пожертвует и всеми ими, и самой собой во имя великой цели - без единой мысли и единого сомнения. Просто потому что так сказало её драгоценное начальство. "Или она знает что-то, чего не знаем мы?"

А вот Лакоци - совсем другая. Любопытная девочка Алиса из сказки. Она всем сердцем верит в этого Дэйнара, безраздельно доверяет инквизиции - но её деятельный ум не позволит ей просто идти на поводке. Ей прежде всего нужны ответы - так же, как и ему. Она рождена, чтобы з н а т ь, а не верить. И прежде чем за кем-то или за чем-то пойти, она докопается до истины или до того, что будет ею считать.

Айкинор поймал себя на том, что разглядывает Лакоци и быстро отвёл взгляд. "Интересно, а правда - на чьей мы стороне? Не мы ли здесь устраиваем конец света? Ведь вообще говоря, все мы никак не заинтересованы в Дэйнаре и его последователях - только Лакоци, но и она пойдёт против, если поймёт, зачем. И Лотирель... Впрочем, с ней вообще ничего не понятно. Она тоже вроде Далейн - вроде и с нами, но как-будто в стороне, как будто знает что-то, чего не знают все остальные. Как будто наблюдает. Наблюдатель от куэльэ? И дракона она не видела..."

- Кстати, когда я спрашивал Лотирель, она сказала, что дракона не видела. Я его, между прочим, тоже не видел. Значит он уже явился не всем. А как все остальные? - спросил эльврин ассаза.

Идти до "остальных" пришлось недалеко. Бард увидел ассаза, девушку и хоббита. Ассаз подался на встречу идущим и начал говорить... К концу его повестования челюсть музыканта отвисла чуть не до земли, а каждый из его глаз мог поспорить по размеру с тарелкой, хотя он-то думал, что после известия об ожидаемом скором конце света его уже ничем не удивишь.

Итак он, как и его новые знакомые, оказался в другом мире, названия которого к тому же никто не знал. Те, с кем его свела судьба, идут к сыну бога (интересно, кстати, которого?) за... зачем? Чтобы выбраться из этого мира-без-названия, так кажется. А выбраться куда? Неясно. А это ведь только начало: ещё пророчество, дракон, конец света...

Айкинор подобрал челюсть, сузил глаза, вдохнул, и начал отвечать на столько развёрнутое приветствие подобающим образом.

- Сераф, Рита, Бальмо, меня зовут Айкинор или просто Айк, приятно познакомиться. Пока я не сошёл с ума окончательно, Сераф, позволь мне кое-что у тебя выяснить. Во-первых, выбраться куда? Во-вторых, что за пророчество? В-третьих, причём здесь дракон? В-четвёртых, что значит "пространства и в р е м е н и"? Мы что, ещё и в другом времени? И о каком недоразумении ты говоришь? Я просто наступил в лужу - неужели это вызвало такие последствия? А что бы тогда случилось, если бы я решил помыться в реке? Кстати, у вас не найдётся огня - я промок до нитки, мне бы обсущиться.

- И да, кстати, - добавил ещё эльврин, - если кто-то из вас опасается за мой разум и боится перегрузить его информацией, то уже поздно. Так что рассказывайте.

Ах, ещё это... Метка? Айк взглянул на свою руку, как сказал ему Сераф...