- Пиздец я урод, - печально сказал Шорге, выходя из сарая и глядя вслед лошади. - Меня теперь Шин закопает. Ой, я счас заплачу от жалости к себе! Кто меня пожалеет, кроме меня? Меня все ненавидят! Это так печально, что хочется рыдать! - на пределе трагизма воскликнул он и сделал театральную паузу, а затем уже нормальным голосом сказал. - Пятиминутка жалости к себе окончена. Всем спасибо, все свободны.

Он набрал снега, спрессовал его в плотный ком и, прихрамывая, пошёл в избушку. Устроился там в уголке на лавке и прижал снежный ком к ноге.

- Господа, дамы и Эви, - объявил он печальным голосом. - Вынужден донести до вас прискорбные новости: нашей лошади внезапно сообщили, что умерла её мать, и она, вне себя от горя, ускакала на похороны.

- Пиздец я урод, - печально сказал Шорге, выходя из сарая и глядя вслед лошади. - Меня теперь Шин закопает. Ой, я счас заплачу от жалости к себе! Кто меня пожалеет, кроме меня? Меня все ненавидят! Это так печально, что хочется рыдать! - на пределе трагизма воскликнул он и сделал театральную паузу, а затем уже нормальным голосом сказал. - Пятиминутка жалости к себе окончена. Всем спасибо, все свободны.

Он набрал снега, спрессовал его в плотный ком и, прихрамывая, пошёл в избушку. Устроился там в уголке на лавке и прижал снежный ком к ноге.

- Господа, дамы и Эви, - объявил он печальным голосом. - Вынужден донести до вас прискорбные новости: нашей лошади внезапно сообщили, что умерла её мать, и она, вне себя от горя, ускакала на похороны.

- Ну, всё равно, - ответил Шорге Солу. - Извините. Спасибо.

Посчитав свою миссию по принесению благодарности и извинений на этом завершённой, он быстренько надел свои тёплые вещи и только хотел проверить, все ли его шмотки на месте, как сзади послышался голос - кто-то предложил положить девку и барда ему на спину. С очень нехорошим предчувствием Шорге обернулся и увидел жуткую кобылу. Она ещё дожёвывала мясо, её острые, абсолютно не кобыльи зубы были красными от крови, вся морда тоже была в крови.

И она, чтоб ей подавиться, разговаривала! С ним, с Шорге, разговаривала!

У него было два варианта - либо очень сильно испугаться и закопаться поглубже в снег, чтобы спастись от кобылы, либо сделать вид, что никто ничего не говорил. Он выбрал второй вариант, на полусогнутых ногах отошёл подальше от кобылы и, отрешившись от внешнего мира, стал проверять, всё ли на месте в сумке.

Всё же он услышал, когда Сол сказал, что если кто пожелает, тому дадут лошадь. Резво подняв голову, он заявил:

- Господа, мне нужна лошадь. Не покатаюсь, так съем. Но сначала, хоть она будет и дарёная, проверьте ей зубы, чтобы я убедился, что они не такие, как у... - и он, не оборачиваясь, ткнул пальцем в сторону жуткой кобылы.

Шорге стал бояться, что если так пойдёт и дальше, его узкие глаза навсегда станут круглыми.

- Эви! - взвыл он. - На хер тебе ассазка?? Брось её... То есть, - он на всякий случай шарахнулся в сторону, вспомнив, что случилось в прошлый раз, когда баронету велели БРОСИТЬ, - не бросай, положи девку, где взял, и поаккуратней неси Деймоса, мне ещё с ним поссориться надо! Как я с ним поссорюсь, если он умрёт?

Шорге стал бояться, что если так пойдёт и дальше, его узкие глаза навсегда станут круглыми.

- Эви! - взвыл он. - На хер тебе ассазка?? Брось её... То есть, - он на всякий случай шарахнулся в сторону, вспомнив, что случилось в прошлый раз, когда баронету велели БРОСИТЬ, - не бросай, положи девку, где взял, и поаккуратней неси Деймоса, мне ещё с ним поссориться надо! Как я с ним поссорюсь, если он умрёт?

Кобыла рванула к старухе и стала её пожирать. Заживо. Кого-то из деревенских начало тошнить, и Шорге этого парня понимал - чтобы удержать собственный желудок на месте, ему пришлось сделать нечеловеческое усилие воли.

Кобыла стала жрать человека!

Замерев на месте и боясь пошевелиться, Шорге смотрел на отвратительное зрелище, не в силах отвести взгляд. Всё же это было... интересно. Извращённо, но интересно.

Шорге поклялся сам себе, что больше никогда не станет шпорить лошадей или хлестать их плетью. И пока решил больше об этом не думать - слишком много это было для одного дня. Подумать об этом можно было завтра, или, по крайней мере, когда он будет в безопасности.

Дварф прикрикнул на собаку, и Шорге наконец решился пошевелиться. Он сильно сомневался, что староста заодно с этим самым Солом отпустит и их - у них-то никаких лошадей и книжек за пазухой припрятано не было. Поэтому он прошипел сквозь зубы:

- Так, все, кто тут без кобыл - кажется, нам надо валить, пока не поздно. Эй, Деймос! - он наклонился к барду. - Ты живой?

Собака сильно поранила барда - едва ли не сняла с него скальп. Шорге, стараясь не смотреть на рану, снял с себя бандану и попытался перевязать Деймоса, но так как он старался смотреть на то, что делал, как можно меньше, кровь остановить не получилось.

Он слегка ткнул Деймоса в плечо:

- Эй, ну вставай, а? Не валяйся тут в обмороке, иначе придётся попросить Эви тебя понести, и я сильно сомневаюсь, что ты после этого станешь здоровей...

Шорге понял, что перевязка не удалась, а бард его даже не слышал. В отчаянии он распрямился и зашипел на аристократа:

- Слышишь ты... Эверин! Ты перевязки делать умеешь? Если да, то лучше быстро сделай ему нормальную перевязку! Между прочим, он по твоей вине в таком положении, и будь уверен, когда он очнётся, я ему обязательно об этом расскажу!

Кобыла рванула к старухе и стала её пожирать. Заживо. Кого-то из деревенских начало тошнить, и Шорге этого парня понимал - чтобы удержать собственный желудок на месте, ему пришлось сделать нечеловеческое усилие воли.

Кобыла стала жрать человека!

Замерев на месте и боясь пошевелиться, Шорге смотрел на отвратительное зрелище, не в силах отвести взгляд. Всё же это было... интересно. Извращённо, но интересно.

Шорге поклялся сам себе, что больше никогда не станет шпорить лошадей или хлестать их плетью. И пока решил больше об этом не думать - слишком много это было для одного дня. Подумать об этом можно было завтра, или, по крайней мере, когда он будет в безопасности.

Дварф прикрикнул на собаку, и Шорге наконец решился пошевелиться. Он сильно сомневался, что староста заодно с этим самым Солом отпустит и их - у них-то никаких лошадей и книжек за пазухой припрятано не было. Поэтому он прошипел сквозь зубы:

- Так, все, кто тут без кобыл - кажется, нам надо валить, пока не поздно. Эй, Деймос! - он наклонился к барду. - Ты живой?

Собака сильно поранила барда - едва ли не сняла с него скальп. Шорге, стараясь не смотреть на рану, снял с себя бандану и попытался перевязать Деймоса, но так как он старался смотреть на то, что делал, как можно меньше, кровь остановить не получилось.

Он слегка ткнул Деймоса в плечо:

- Эй, ну вставай, а? Не валяйся тут в обмороке, иначе придётся попросить Эви тебя понести, и я сильно сомневаюсь, что ты после этого станешь здоровей...

- Девушкаааааа... - тоскливо окликнул Шорге красивую ассазку. Хотя сейчас он даже не думал о том, что она красивая. Он думал о том, что его, несчастного, все бросили и он остался за столом один, со странным молчаливым домиром, в котором, как он уже сказал Мемфис, чудилось что-то зловещее. Наверное, дело было в том, что домир никак не реагировал на него, Шорге, - обычно не реагировали на него только глухие.

- Деееевушка, - повторил он. - Я спать хочу, отведите меня в мою комнату, а? А ещё я хочу купаться, но есть у меня подозрение, что в нынешнем состоянии я могу утонуть. А могу и не утонуть. Короче, отведи меня искупаться, а потом я лягу спать, потому что меня никто не любит и не жалеет.

- Девушкаааааа... - тоскливо окликнул Шорге красивую ассазку. Хотя сейчас он даже не думал о том, что она красивая. Он думал о том, что его, несчастного, все бросили и он остался за столом один, со странным молчаливым домиром, в котором, как он уже сказал Мемфис, чудилось что-то зловещее. Наверное, дело было в том, что домир никак не реагировал на него, Шорге, - обычно не реагировали на него только глухие.

- Деееевушка, - повторил он. - Я спать хочу, отведите меня в мою комнату, а? А ещё я хочу купаться, но есть у меня подозрение, что в нынешнем состоянии я могу утонуть. А могу и не утонуть. Короче, отведи меня искупаться, а потом я лягу спать, потому что меня никто не любит и не жалеет.

- Девушкаааааа... - тоскливо окликнул Шорге красивую ассазку. Хотя сейчас он даже не думал о том, что она красивая. Он думал о том, что его, несчастного, все бросили и он остался за столом один, со странным молчаливым домиром, в котором, как он уже сказал Мемфис, чудилось что-то зловещее. Наверное, дело было в том, что домир никак не реагировал на него, Шорге, - обычно не реагировали на него только глухие.

- Деееевушка, - повторил он. - Я спать хочу, отведите меня в мою комнату, а? А ещё я хочу купаться, но есть у меня подозрение, что в нынешнем состоянии я могу утонуть. А могу и не утонуть. Короче, отведи меня искупаться, а потом я лягу спать, потому что меня никто не любит и не жалеет.

- Девушкаааааа... - тоскливо окликнул Шорге красивую ассазку. Хотя сейчас он даже не думал о том, что она красивая. Он думал о том, что его, несчастного, все бросили и он остался за столом один, со странным молчаливым домиром, в котором, как он уже сказал Мемфис, чудилось что-то зловещее. Наверное, дело было в том, что домир никак не реагировал на него, Шорге, - обычно не реагировали на него только глухие.

- Деееевушка, - повторил он. - Я спать хочу, отведите меня в мою комнату, а? А ещё я хочу купаться, но есть у меня подозрение, что в нынешнем состоянии я могу утонуть. А могу и не утонуть. Короче, отведи меня искупаться, а потом я лягу спать, потому что меня никто не любит и не жалеет.

Расстроенный Шорге вернулся в дом, плюхнулся на лавку рядом с Мемфис и, не делая даже попыток заговорить, налил себе полную стопку самогона и выпил. Встряхнулся, налил ещё одну и тоже выпил. После этого он почувствовал себя чуть лучше и даже смог поулыбаться.

- Мне надо было родиться девушкой, - сказал он в пространство. - Конечно, мне наверняка всё также нравились бы женщины, но с этим я бы как-нибудь справился. А рыдать в шкуре мужественного мужчины... Это как-то вообще. Ужас. Кошмар! - воскликнул он и всхлипнул. Алкоголь вкупе с каким-нибудь душещипательным происшествием всегда делал его ужасно сентиментальным.

Шорге блаженствовал. Стоило перетерпеть столько мучений, чтобы теперь так наслаждаться! Стол был заставлен едой, прислуживала им молодая красавица, которая то и дело бросала в его сторону томные взгляды, а ещё одна красавица сидела рядом с ним. Само собой, он сел рядом с Мемфис! И само собой, завёл с ней беседу. Мог бы завести и с девушкой-ассазкой, если б захотел, но он не хотел. Он не любил, когда рядом с девушкой вертятся её родители. Кто их просит, спрашивается? Потом ворвутся в самый ответственный момент, объясняй им, что вы оздоровительной гимнастикой занимались.
- Милая Мемфис, - тихонько сказал он без всякого следа насмешки в голосе. - Мне больно смотреть на вас - вы выглядите такой напуганной, так оглядываетесь по сторонам, как будто боитесь преследования. Кажется, что вы и здесь не чувствуете себя в безопасности! По крайней мере, мне и Шинко вы можете доверять. Я понимаю, что сейчас вы станете сомневаться, можно ли доверять моим словам о том, что нам можно доверять, но всё же я должен был это сказать. Что касается нашего друга Деймоса, то хоть он и не из тех, с кем сразу хочется клясться на мизинчиках в вечной дружбе, я не думаю, что вам стоит его бояться. А вот этот странный молчаливый домир... Мне кажется, в нём есть что-то зловещее.

Когда они подошли к деревне, восторги Шорге просто зашкалили, потому что он увидел общество. Шорге нравилось общество. Здешнее состояло из двух дамиров – один до глаз был закутан в балахон, а второй был хорошенькой девушкой. А Шорге обращал внимание на девушек даже тогда, когда был голоден, устал и грязен.
- Шинко! – восликнул он, расплываясь в широкой улыбке. – Это же модный курорт, а не дрянная деревушка! Посмотри, вот и гости курорта, мы тут не одни. Привет, гости, меня зовут Шорге, её зовут Шинко, хотя держу пари, она сама бы вам этого не сказала. А как вас зовут? Девушка, вы прекрасны, честное слово. Клянусь, я наговорю вам кучу комплиментов, как только помоюсь, поем и стану похож на человека, а не на тролля из канализации.
- И посмотрите-ка! – восликнул он, оборачиваясь вокруг своей оси и с восторгом глядя на старика, который в свою очередь с любопытством рассматривал их. – Дружелюбный абориген! Привет и тебе, дружелюбный абориген. Я уже представился; если ты не слышал, могу представиться ещё раз, и вообще, столько раз, сколько понадобится для того, чтобы все усвоили.

- Милая Мемфис! - обрадовался Шорге. - Я уже не обижаюсь, вы всё-таки на меня отреагировали! Я не могу обижаться на такую прелестную девушку, нет и нет. Даже за деньги не обижусь. А воду я вам и так принесу, надо только узнать, где они её держат. Я бы предложил вам пойти и поискать колодец вместе... И честное слово, предложу! Но пока я в непотребном виде для прогулок с дамами. Я грязный и мерзкий. Простите.

- Милая Мемфис! - обрадовался Шорге. - Я уже не обижаюсь, вы всё-таки на меня отреагировали! Я не могу обижаться на такую прелестную девушку, нет и нет. Даже за деньги не обижусь. А воду я вам и так принесу, надо только узнать, где они её держат. Я бы предложил вам пойти и поискать колодец вместе... И честное слово, предложу! Но пока я в непотребном виде для прогулок с дамами. Я грязный и мерзкий. Простите.

- Милая Мемфис! - обрадовался Шорге. - Я уже не обижаюсь, вы всё-таки на меня отреагировали! Я не могу обижаться на такую прелестную девушку, нет и нет. Даже за деньги не обижусь. А воду я вам и так принесу, надо только узнать, где они её держат. Я бы предложил вам пойти и поискать колодец вместе... И честное слово, предложу! Но пока я в непотребном виде для прогулок с дамами. Я грязный и мерзкий. Простите.

Когда они подошли к деревне, восторги Шорге просто зашкалили, потому что он увидел общество. Шорге нравилось общество. Здешнее состояло из двух дамиров – один до глаз был закутан в балахон, а второй был хорошенькой девушкой. А Шорге обращал внимание на девушек даже тогда, когда был голоден, устал и грязен.
- Шинко! – восликнул он, расплываясь в широкой улыбке. – Это же модный курорт, а не дрянная деревушка! Посмотри, вот и гости курорта, мы тут не одни. Привет, гости, меня зовут Шорге, её зовут Шинко, хотя держу пари, она сама бы вам этого не сказала. А как вас зовут? Девушка, вы прекрасны, честное слово. Клянусь, я наговорю вам кучу комплиментов, как только помоюсь, поем и стану похож на человека, а не на тролля из канализации.
- И посмотрите-ка! – восликнул он, оборачиваясь вокруг своей оси и с восторгом глядя на старика, который в свою очередь с любопытством рассматривал их. – Дружелюбный абориген! Привет и тебе, дружелюбный абориген. Я уже представился; если ты не слышал, могу представиться ещё раз, и вообще, столько раз, сколько понадобится для того, чтобы все усвоили.

Когда они подошли к деревне, восторги Шорге просто зашкалили, потому что он увидел общество. Шорге нравилось общество. Здешнее состояло из двух дамиров – один до глаз был закутан в балахон, а второй был хорошенькой девушкой. А Шорге обращал внимание на девушек даже тогда, когда был голоден, устал и грязен.
- Шинко! – восликнул он, расплываясь в широкой улыбке. – Это же модный курорт, а не дрянная деревушка! Посмотри, вот и гости курорта, мы тут не одни. Привет, гости, меня зовут Шорге, её зовут Шинко, хотя держу пари, она сама бы вам этого не сказала. А как вас зовут? Девушка, вы прекрасны, честное слово. Клянусь, я наговорю вам кучу комплиментов, как только помоюсь, поем и стану похож на человека, а не на тролля из канализации.
- И посмотрите-ка! – восликнул он, оборачиваясь вокруг своей оси и с восторгом глядя на старика, который в свою очередь с любопытством рассматривал их. – Дружелюбный абориген! Привет и тебе, дружелюбный абориген. Я уже представился; если ты не слышал, могу представиться ещё раз, и вообще, столько раз, сколько понадобится для того, чтобы все усвоили.